В словаре молодежного сленга по поводу «ботаника» можно прочитать следующее:

1) Ботаник — это человек, который слишком много учится;

2) Ботаник — скучный ученик, унылый зануда;

3) Ботаник — «заученный» человек, отличник.

  Сверстники не любят «ботаника» даже не потому, что он — «заученный», а потому что скучный и нудный. Соученики «ботаника», увы, считают, что чрезмерная любовь к знаниям и веселье — вещи несовместимые, почти как гений и злодейство. Воображение сразу рисует такую картину: унылый, неулыбчивый мальчик, этакий двенадцати-тринадцатилетний «доктор Фауст», в черной «академической» шапочке и темном длинном плаще листает пыльные фолианты, подперев щеку рукой. Около мальчика живым соблазном вьются развеселые друзья, в окно заглядывает весна, но он ни на что не реагирует, а все читает и читает… Потом мальчик вырастает и так же не обращает никакого внимания на разнообразных Маргарит, как раньше — на друзей и весну.

  Или, к примеру, еще одна картинка: «ботаничка» — этакий «синий чулок», слишком коротко остриженная или с унылым мышиного цвета хвостиком на голове, серо и скучно одетая, неулыбчивая… Она все читает и читает или колотит пальчиками по клавиатуре, не обращая никакого внимания на мальчиков, подруг и весну. Конечно, обе эти картины — несколько утрированное изображение «ботаников». Но некоторые характерные черты «ботанического» поведения в них присутствуют. Ибо, если бы «ботаник» был живым, веселым и азартным, то его называли бы не «ботаником», а, скажем, «зоологом». Растения и деревья, по мнению школьников и студентов, начисто лишены темперамента, тогда как в животном мире темперамента и жизненной энергии — сколько угодно!

  Сразу признаюсь, что, несмотря на безмерную любовь к книгам и знаниям, я в школьные и студенческие годы не была «ботаничкой». Меня подводили темперамент, авантюризм и жажда жизни. Но к «ботаникам» я относилась с безмерным восхищением: удивляла их усидчивость, поражало их олимпийское спокойствие, очаровывала их работоспособность. У «ботаников» удивительное чувство долга: они будут выполнять возложенные на них задания и поручения, несмотря на теплый весенний воздух за окном и аллергию на книжную пыль. Даже Михаил Васильевич Ломоносов и Дмитрий Иванович Виноградов — корифеи русской науки — не были в студенческие годы «ботаниками». Ломоносова отправили на учебу в Германию, и там он увлекался не только науками, но и своей будущей женой — Елизаветой-Христиной Цильх, ссорился с профессором минералогии И.Ф. Генкелем, случалось — и дрался, и мешал вино с пивом, и даже бродяжничал, и попал в солдаты к королю Пруссии Фридриху, из военной крепости которого чудом бежал.

  Дмитрий Виноградов, создатель русского фарфора, вообще имел репутацию повесы и гуляки. И в Ломоносове, и в Виноградове кипела страсть к жизни, бушевала неуемная энергия. «Ботанику» же, на мой взгляд, не хватает именно темперамента. Поэтому ровесникам так хочется уколоть его и подшутить над ним. Ровесники намеренно будят в «ботанике» зверя, чтобы посмотреть, способен ли он на поступки живые и действенные. И тогда тихий мальчик отрывается от книг и доказывает, что и он способен на «зоологические» поступки. А если не доказывает, то все больше и больше погружается в себя и страдает.

  «Ботаниками» часто становятся даже не от отсутствия темперамента, а от комплекса неполноценности. Ребенка пугает и сковывает внешний мир, и он погружается в виртуальное компьютерное пространство. Компьютер становится его твердыней, его «башней из слоновой кости» — здесь он укрывается от врагов и любопытных. Такой «ботаник» вступает в состязание с ровесниками и жизнью, он пытается доказать сверстникам свое первенство: если не на поле жизни, то на поле учебы. И, конечно, выигрывает. Но такая победа оказывается неполной — «ботанику» нужно доказать свое первенство и в обычных земных делах. А это уже гораздо труднее: мешает комплекс неполноценности, который может превратиться у «ботаника» в полную свою противоположность — гордыню.

  По терминологии Назипа Хамитова, философа и писателя, психоаналитика, доктора философских наук, основателя и президента Международной ассоциации актуализирующего психоанализа, «ботаник» — это «странный ребенок». Такой ребенок всегда погружен в свою мечту, часто непонятную окружающим. Он живет в иной реальности, которую находит в книгах или компьютерных дебрях. «Странный ребенок» непонятен не только сверстникам, но и собственным родителям, если только родители сами — не «странные люди». «Не каждый странный ребенок становится гением, но каждый гений был странным ребенком», — считает Назип Хамитов.

  «Одиночество странного ребенка может быть трагически суетливым и шумным, когда он задает множество вопросов, на которые родители не находят ответа, но оно может быть печальным и тихим, когда он замыкается в себе, безмолвно постигая мир», — пишет Хамитов. Но при этом «странный ребенок» и вундеркинд — не одно и то же. Вундеркинд — это ребенок, механически опережающий своих сверстников. «Странный ребенок» качественно отличается от своих ровесников, поскольку в нем «зреет нечто принципиально новое». Это «принципиально новое» — мечта «странного ребенка», причудливый мир фантазии и творчества, в который он погружается, отторгая окружающую действительность.

Но «странный ребенок» отнюдь не лишен темперамента и жажды жизни. Просто такой ребенок считает, что мир его грез ярче и реальнее, чем жизнь. Если жизнь порадует его внезапным поворотом судьбы, любовью близких или удачей, «странный ребенок» полюбит земное бытие. Если окружающий мир будет его отторгать, он, напротив, замкнется в себе. «Странный ребенок» постоянно сравнивает действительность с миром своих грез и, увы, не в пользу действительности. Но жизнь может стать ему «сестрой» и убедить в своей красоте и мудрости. Тогда «странный ребенок» признает ее и выйдет из своей «башни из слоновой кости».

Не всякий «ботаник» — «странный ребенок». Зануда-отличник, который заискивает перед учителями и одинаково интересуется всеми предметами, отнюдь не «странный ребенок». «Странный ребенок» — это «ботаник», у которого есть своя страсть, мечта. Такой «ботаник» не может с одинаковым успехом заниматься всем, он обязательно выберет предмет себе по душе. И преподавателям, возможно, не понравится, что, увлекаясь одной дисциплиной, он, вероятно, забудет о другой. «Ботаник», который вырастает духовно, превращается в «странного ребенка». «Ботаник», лишенный мечты, превращается в зануду и «заучку».

Сверстники порой относятся к «странным детям» теплее, чем к «ботаникам». «Странные дети» могут увлечь сверстников своей мечтой, пассионарностью. С «заучками» ровесникам просто скучно. Поэтому для «ботаников» есть одно лекарство — духовный рост. Тогда ровесники не только смирятся с их существованием, но и признают их неординарность. «Странные дети» могут вызывать и восхищение, и раздражение, «ботаники» — в основном скуку. Я — за «странных детей»! А вы?

http://mungaz.in.ua