Мы слышим речь и понимаем смысл. Осмысливаем сложную ситуацию. Находим смысл в, казалось бы, немыслимых ситуациях. Есть распространенное мнение, что человек усваивает новые знания примерно… ну, как магнитофон. И в этом есть смысл.

  Данные нейрофизиологии показывают, что мы действительно запоминаем абсолютно всё. Но, с другой стороны, постоянно жалуемся на плохую память, на то, что самое важное стирается, исчезает, забывается. Вы прочли предыдущий абзац – помните ли вы его дословно? Скорее всего, нет. Скорее всего, помните общий смысл, а не все эти черные закорючки на белой бумаге.

  Бессознательно мы воспринимаем 10000000 бит информации в секунду, а осознаем только 125 бит/сек. Громадная пропасть между миллионами неосознаваемой информации и маленькой толикой сознательной. Да нужно ли действительно всё помнить? Ведь большинство информации не несет нового смысла для нас.

  В какой-то мере сознание постоянно рождает новый смысл. Вы воспринимаете в этом тексте свой смысл, хотя, возможно, я вкладывал другой. Сколько читателей – столько и текстов.

  Суть процесса интериоризации: в каждый момент времени мы интериоризируем – включаем в себя, усваиваем какой-то новый смысл. С точки зрения классического ассоцианизма, мы просто прикрепляем новую информацию к старой. Но чтобы назвать информацию новой, нужно осмыслить ее как новую. Сознание в каждый момент времени творит новый смысл из миллионов бит нейтральной информации. Иначе мы были бы просто записывающим магнитофоном или компьютером без собственного отношения к информации. Усвоение всегда построение нового смысла на базовом старом.

  Вы наверное не раз замечали, когда разговор идет об одном и том же, собеседники часто слышат содержание по-разному.

  Самое удивительное в процессе общения, что люди как-то договариваются друг с другом. По сути, мы живем в разных вселенных, связь между которыми очень слаба и поддерживается неопределенными рамками общего языка. Мы понимаем друг друга наиболее полно, когда говорим об общем.

  Процесс воспитания человека – это процесс интериоризации или усвоение общего смысла между сначала двумя – матери и ребенка – людьми, а затем и многими. В разнородной информации мы находим срединный, объединяющий смысл. Часто говорят:

Личность находится на границе между сознаниями.

  Мать настраивается на ребенка, и пока нет языка между ними возникает невидимая коммуникация, невербальная, а эмоционально-действенная по содержанию. Ребенок усваивает содержание отношений с матерью даже тогда, когда еще и не понимает, не мыслит ее как мать – это будет потом, когда будет воспринимать себя как отдельного человека, только тогда он сможет воспринять, осмыслить существование другого. Поэтому воспринимает мать как продолжение своей руки или ноги. И в случае «достаточно хорошей матери», по терминологии Винникота, у человека на всю жизнь остается глубоко внутри ощущение принятия себя.

  Примерно так «размышляет» ребенок: «Мне что-то стало дискомфортно – я попытался это выразить. (Она услышала крик). Мне стало лучше. Я заснул» – если мать выполняет функцию заботы о ребенке, то это интериоризируется в ядро Я, как возможность достижения гармонии, как возможность справиться с неопределенным, разрушающим хаосом «не Я». Небытия Я. И в норме у человека всегда присутствует внутреннее ощущение собственного Всемогущества «Я могу» справиться с миром (хоть мир и кончается на границах тела).

На раннем этапе существования интериоризируется именно смысл невербальных отношений матери и ребенка, и этот смысл становится ядром человеческого существования, ядром убеждений об идентичности Я.

На более поздних стадиях развития, с появлением речи, ребенок начинает осознавать, что мать это «не Я», а отдельный человек. И Я тоже отдельный, индивидуальный, изолированный. По сути, с этого момента заканчивается симбиотическое существование мать – младенец и появляется Человек. И если на первых порах мать интерпретировала потребности ребенка при помощи действий – взяла на руки, дала грудь, успокоила, почесала и т.д. – то теперь сфера интерпретаций с помощью языка расширяется неимоверно. Интерпретируется все: «Хорошие дети так себя не ведут», «Этого делать нельзя!», «Хороший мальчик», «Брось бяку».

Усваивается, интериоризируется смысл, рождаемый в совместных действиях, смысл отношений ребенка и родителей. Родители означивают, придают смысл в сущности бессмысленному миру ребенка, но ребенок означивает смысл и придает смысл родительскому смыслу и действиям. Он тоже творец, а не записывающая машина. Родители влияют на ребенка, а ребенок влияет на родителей. Таким образом, интериоризация не пассивный, а активный процесс постижения и усвоения смысла мира.

У интериоризации есть обратная сторона – экстериоризация, выдача наружу внутреннего смысла. Ребенок учится высказывать, выдавать, озвучивать потребности, смысл своего мира делать понятным для окружающих. Понятным для мира. Ведь мама, папа, семья – это весь мир ребенка. Родители тоже экстериоризируют свой мир и волей-неволей ребенку приходится усваивать логику этого смысла, чтобы быть понятным, услышанным, замеченным, признанным.

Ребенку нужно научиться языку родителей, окружающего мира, а потом делать всю жизнь: учиться говорить на языке Другого, и учить Другого говорить на своем языке.

Известный психотерапевт Карл Витакер сказал: «Психотерапия – это профессиональное родительство». И действительно, что делает психотерапевт? Он слушает, понимает, воспринимает мир другого человека и выдает интерпретации так же, как родители.

И выбор человека усваивать или не усваивать эти интерпретации.

Но в любом случае он усвоит их по-своему, не так как говорил психотерапевт или родители. Иначе мы бы все были бы просто записывающими устройствами, без собственной воли и стремлений, и способностей создавать свой мир. Мы были бы похожи друг на друга. Одинаковыми и безликими. И «починить» нас было бы также просто, как починить магнитофон, машину. Но мы не машины. Человек не машина. Человек и его сознание – уникальная Вселенная.

В психотерапевтической группе происходит тот же процесс экстериоризации и интериоризации мира своего и другого. Я и Ты. Я и Мир. Мир и Я. И понимая лучше себя, свой мир – лучше понимаем других, а понимая других, – лучше понимаем себя.

Самые трудные случаи в работе психотерапевта – психотические пациенты и пациенты с пограничным расстройством личности. Их нарушения в отношениях настолько ранние, что с трудом поддают вербализации – выражению в словах. Они непередаваемы обычными средствами языка, потому что нет необходимости пользоваться такими понятиями, как, например, «моя левая рука сейчас думает, что неплохо бы почесать правую руку, но этого ей не хочется, потому что голова лежит на боку». Плюс к этой не слишком понятной фразе добавьте невыразимые эмоции от ощущения левой руки, думающей и не хотящей, плюс эмоции и мысли правой руки и левой ноги и остальных частей тела.

Вот примерно в таком невыразимом хаотичном мире живут психотические пациенты и их сознание, и аналитику приходится очень сильно проникать в собственное прошлое, чтобы как-то осмыслить, понять, прочувствовать специфический мир таких пациентов.

В норме «достаточно хорошая мать» интуитивно чувствует: сейчас надо почесать левую руку малыша, а не давать грудь. Годы уходят у младенца на формирование целостного образа себя. Что это в сравнении со строго лимитированной по времени психотерапевтической ситуацией? Мать сутки находится рядом с малышом, а психотерапевт? По большому счету мир психотика – это мир маленького ребенка с одной большой разницей – о младенце заботятся, и это нормально. О взрослом не заботятся, потому что нормально, если он заботится о себе сам. Психотик – это младенец в теле взрослого человека. И это страшно. Психотическая тревога – это тревога младенца, который знает, что мама не придет. Никогда. Надеюсь у Вас была достаточно хорошая мама, чтобы вовремя позаботиться, и Вы никогда не испытывали психотической тревоги или депрессии.

Все годы собственного анализа нужны глубинному психотерапевту, чтобы стать эффективным профессиональным родителем. Конечно, психотерапия не может заменить полностью родителей. Этого не может никто. Но устранять очевидные пробелы в развитии человека, компенсировать выраженные дефекты воспитания – это психотерапия может.

Годы прохождения психоанализа аналитику дают доступ к таким невыразимым глубинам существования, что возможен диалог с глубоко нарушенными пациентами. К счастью, таких пациентов не слишком много. Большинство пациентов – это обычные люди с обычными невротическими трудностями. И эти трудности вполне можно выразить на обычном языке, с помощью эмоциональных жестов и слов. Если шизофреник озабочен вопросом собственного существования – А есть ли Я? – то невротик скорее озабочен смыслом существования – Зачем Я?

Для обычного человека не проблема «есть ли Я», он прекрасно знает что «Я есть». И может выразить собственные нужды на понятном языке.

Другое дело пограничные расстройства личности. «Пограничный» означает на границе, где-то между. Между нормой и патологией. Между четким ощущением Я невротиков и отсутствием Я у психотиков. Если невротик относительно свободно вербально выражает свои тревоги, сомнения, заботы, проблемы, то психотически организованные пациенты живут в мире невыразимых нужд, проблем, забот. В отличие от них пациент с пограничным расстройством личности выражает свои нужды при помощи действий, в поведении. Он как-то так себя ведет, что другой человек начинает чувствовать себя так, как представляется пограничному пациенту.

Вот примеры:

№1:Пациент с невротической организацией характера (с мягкой, извинительной интонацией): «Вы знаете, мне кажется, что все эти мои бесконечные разговоры о себе и своих проблемах очень сильно Вас достают. Мне кажется, я Вас очень сильно раздражаю».

Аналитик (предварительно проверив себя – раздражен или нет? – и поняв, что главная эмоция интерес и эмпатическое любопытство) говорит: «А кто Вам в Вашей жизни говорил, что Вы можете раздражать своими проблемами?».

№2: Пациент с пограничным расстройством личности (едко, язвительно и с нажимом) говорит: «Вы сейчас сидите и молчите. А знаете почему? Потому что Вы раздражены на меня. Но не можете этого сказать. В сущности Вы такой же, как все. Получаете деньги и боитесь что-нибудь сказать поперек покупателя. О, какой у Вас злобный взгляд!».

Аналитик (проверив свои внутренние реакции обнаруживает, что он действительно раздражен на пациента, чувствует растерянность): «Ну… э… Вы не совсем правы… я действительно хорошо к Вам отношусь».

П.: «Ну, вот Вы опять врете. Вы постоянно врете!»

А.: э…э… (явно в замешательстве и не знает, что сказать, потому что одновременно чувствует и правду, и неправду того, что говорится и явно не знает, как отделить истину от неистины).

Невротик думает, что аналитик на него раздражен, а пограничный пациент делает что-то,ведет себя так, что аналитик начинает чувствовать и вести себя как раздраженный человек. Этот эффект называется проективной идентификацией.

Пациент с пограничным расстройством личности не может выносить напряжения от собственных негативных эмоций и выносит – проецирует, экстериоризирует на других людей.

Невротик осознает негативные эмоции как часть собственного Я.

Психотическому пациенту кажется, что на него магически воздействуют другие люди с доброй или плохой энергетикой, а трагедия пограничных пациентов в том, что они не просто думают, что мир враждебен по отношению к ним, но бессознательно активно делают его таким.

Невротические расстройства – это интериоризированный, неразрешенный конфликт между родителями невротического пациента. Конфликт во взглядах на воспитание, поведение и так далее.

Основной конфликт невротика можно выразить противоречием между инициативностью и виной. «Если я сделаю, то получится. А вдруг не получится?! И тогда я буду плохим». Внутренние колебания невротика повторяют колебания и разницу во взглядах его родителей: мама говорит одно, отец другое. А если добавить к числу значимых людей бабушек и дедушек? Тогда внутренний конфликт становится не просто трехсторонним, многосторонним.

Проблемы погранично организованного пациента можно выразить в неразрешенной проблеме: автономия или стыд и сомнения. Все его поведение зачастую отражает хаотичность отношений матери и ребенка в период формирования интегрированного Я и приобретения устойчивого ощущения собственной автономии.

Это конфликт двусторонний, третий элемент всегда внешний, не принадлежащий внутреннему Я. Они не могут одновременно удерживать к значимым людям любовь и ненависть, как это могут делать невротики. Конфликт у них это всегда – или/или. В этом отношении они кажутся «целостными» и для обычного человека выглядят как «знающие, чего хотят». Но через некоторое время замечаешь, что если в данный момент пограничный пациент с абсолютной убежденностью говорит об одном – «это хорошо», то через некоторое время он «забудет», что раньше говорил прямо противоположное и с такой же убежденностью будет говорить – «это плохо». Это проблема любви и ненависти пограничных пациентов настолько сильна в межличностных отношениях, и колебания от любви к ненависти настолько эго-синтонны, что деморализует любовных партнеров.    

Тяжело поддерживать устойчивые отношения с человеком, который так «сильно любит», а через минуту начинает яростно нападать: «Я тебя ненавижу».

При психотических расстройствах основная проблема не в конфликте, а в отсутствии устойчивых понимающих отношений на ранних этапах жизни. Такие пациенты довольно хорошо компенсируются в устойчиво симбиотических отношениях. Они могут годы жить с родителями или создают супружескую пару с людьми, которые берут ответственность за них. И могут попадать в психиатрическую лечебницу с резкой декомпенсацией – разрыв отношений с таким человеком, увольнение с работы и так далее.

Вышесказанное краткое изложение последствий того, как человек может интериоризировать поведение других людей и в последующей жизни экстериоризировать в поведении. Закон психотерапии: внутренний конфликт переводится во внешний, межличностный и затем с ним работают как с межличностным. В итоге внешнее решение интериоризируется в структуру личности пациента, в его сознание.

  psychologi.kz