Пятница, 29.03.2024, 00:47
Приветствую Вас Прохожий | RSS
Меню сайта
Наш АНОНС !
Организатор
Концерт 2010
Узнай подробности!
Гимн SENI CUP
Позови друзей!
| More
Облако тегов
Послать в соцсеть
Главная » 2016 » Октябрь » 20 » МАЛЫШ И КАРЛСОНЫ Сказка для тех, кто не умеет читать
09:00
МАЛЫШ И КАРЛСОНЫ Сказка для тех, кто не умеет читать


Шведка Магдалена учится в школе. (Фото Виктории Ивлевой)
       
       Густав и Магдалена — умственно отсталые дети. Только они об этом не знают, потому что в Швеции, где они живут, Густава и Магдалену называют детьми со специальными нуждами или — в самом худшем случае — детьми с ментальной задержкой.
       Ты-то, дружок, отлично знаешь, что ты умственно отсталый, — с того самого момента, как тебе за пять минут поставили пожизненный диагноз, да и на интернате, в котором ты живешь, висит табличка «Детский дом-интернат для умственноотсталых детей номер такой-то».
       
А ему в России школа не положена. (Фото Виктории Ивлевой)
     
       В Швеции нет ни детских домов, ни интернатов. Здесь крайне редко отказываются от детей, тем более больных — это считается неприличным, и ни одна акушерка не скажет:
       — Сдай ты этого урода, а то люди засмеют, да и сама намучаешься.
       Когда все-таки что-то случается и ребенок остается один или не может проживать в своей родной семье, для него моментально находится семья патронатная. Именно это и произошло с Густавом.
       Узнав, что у мальчика синдром Дауна, родители не захотели забирать его из роддома. Родительских прав их никто за это не лишил (Густав и до сих пор иногда с ними видится), просто малыш два года путешествовал из одной временной патронатной семьи в другую. Пока однажды не появились Бо и Биргитта Нерсинги.
       — Мы прочитали объявление в местной газете о том, что нужно помочь маленькому мальчишке найти семью. И мы решили пойти посмотреть на него. А про его здоровье в объявлении не было ничего сказано, — это Бо говорит. (А своих детей у них уже было к тому моменту пятеро.)
       — Мы его увидели — и поняли, что это такой свой родной кусочек, и захотелось обнять, прижать и никому никогда не отдать. Это правда была любовь с первого взгляда, — вторит Биргитта.
       И — оба, чуть не хором:
       — И мы никогда об этом не пожалели.
       А еще Биргитта сказала:
       — Мы захотели улучшить жизнь одного ребенка. Здоровый вырос бы и без нас, поэтому мы и взяли больного.
       Потом Нерсинги заключили с местными властями договор о патронате, в котором было записано, что они будут относиться к Густаву как к родному, но он не будет иметь права на наследство. За воспитание Густава им полагалась зарплата, что, как говорит Биргитта, позволяло не забирать деньги у остальных детей в семье.
       Это было восемнадцать лет назад.
       
       Патронат в Швеции — практически единственная форма существования детей, не имеющих нормальной семьи. Девять тысяч шведских крон после вычета всех налогов, которые государство платит на воспитание ребенка, — это в пять с половиной раз больше, чем платят за патронат в России. Честно говоря, не такая уж и большая разница, учитывая уровень жизни и покупательную способность (для сравнения скажу, что разница в детских пособиях в наших странах — 26 раз не в российскую, естественно, пользу), но в Швеции отлично развиты социальные службы и есть масса всяких мелких бонусов, о которых мы и не догадываемся (например, можно бессрочно сидеть на больничном — если ты болеешь, конечно).
       В российскую жизнь патронат входит крайне медленно, но все-таки входит. Детей-инвалидов в России на воспитание не берут — и это естественно при нашем стыдливо-отстраненном, незамечающе-брезгливом к ним отношении — времена, когда жалость унижала человека, плодоносят до сих пор. Да и где они, эти инвалиды, есть-то? Наиболее счастливые заперты с родителями в квартирах, выйти из которых при отсутствии колясок и пандусов невозможно, а большинство — в интернатах, построенных, как правило, в лесах и полях, — подальше от людей, чтобы «уроды», вот такие, как ты, дружок, например, не мешали счастливой жизни.
       
       Через полтора года Бо и Биргитта прошли специальный курс по работе с детьми-инвалидами, а потом Нерсингам предложили поехать отдохнуть, отдав Густава на время отдыха в другую патронатную семью. Бо ужасно разозлился по этому поводу:
       — Мы сразу и безоговорочно отказались. У нас должны быть одни и те же воспоминания. Ну вот пошли мы с детьми в зоопарк — а Густав, допустим, с нами не пошел — значит, мы уже не могли бы с ним на эту тему разговаривать. К кошке еще возможно такое отношение — сдать на время. А у нас семья, а не камера хранения.
       И этот вопрос был закрыт навсегда.
       Сейчас Густав ходит в школу для детей со специальными нуждами. Это за тридцать километров от маленького городка Бру под Стокгольмом, где они живут. Каждый день за ним приезжает школьный автобус, который оплачивается из средств муниципалитета. В четыре часа автобус привозит Густава обратно.
       В школе у Густава есть математика и шведский язык, физкультура и разные другие предметы — ну, например, компьютер, музыка, рисование или садоводство. Густав очень любит физкультуру и садоводство. Он отлично плавает — Бо отвел его в бассейн много лет назад, и это был единственный раз, когда Густав заплакал, а теперь его из воды не вытащить. Еще он очень любит ухаживать за деревьями, ловко управляется с секатором и ножовкой и подстригает газоны на газонокосилке.
       
       Что ты, дружок, говоришь? Что секатор и ножовка — это слишком даже для той сказки, которую я тебе рассказываю? Ах, ну да, ведь вы в интернате и едите-то только ложками, вилки и ножи вам не дают — говорят, из соображений безопасности, считая, что вы сразу же воткнете их друг другу в глаза и для пущей уверенности повернете три раза. Ну ложкой-то, может, и лучше: удобнее есть странноватую, непотребного вида тюрю, которую ставят перед тобой в железной тюремной миске.
       А про школу — ну не положено тебе, что уж тут поделаешь… У тебя ведь в медицинской карте написано «необучаемый» и «памяти нет». Знаешь, что это значит? Это значит, дружок, — во всяком случае, так считают врачи, — что ты палочка, или камешек, или стеклышко. В ОБЩЕМ, НЕ ЖИВОЙ. Потому что у всего живого есть память, и даже траву можно научить поворачиваться к солнцу.
       В соседнем с Густавом классе учится Магдалена. Магдалена не может самостоятельно сидеть — ее обязательно нужно пристегнуть в кресле. У нее плохо движутся руки, и даже на то, чтобы научить ее держать ручку, ушло очень много времени. Разговаривать с Магдаленой можно только с помощью картинок — она глухонемая. С девочкой занимается воспитатель — молодой парень по имени Джонатан. Он кладет перед ней альбомчик, в котором есть разные картинки — ну, например, машина, или карандаш, или тарелка с едой. Картинки прикреплены к альбомчику магнитом, поэтому Магдалена, приложив некоторое усилие, может любую картинку взять.
       Она выбирает картинку с цветными карандашами — на это уходят долгие пару минут, показывает ее Джонатану и начинает смеяться во все горло. Я не ошибаюсь — глухонемая Магдалена радостно хохочет.
       Джонатан дает ей лист бумаги и фломастеры, и девочка с упоением рисует — так, как умеет.
       — Трудно тебе с ней? — спрашиваю я.
       — Да что вы. Она ведь такая красивая.
       Магдалена и вправду красивая — особенно, когда смеется.
       Через два года, как раз когда тебя, дружок, переведут в интернат для престарелых, где ты окончательно сойдешь с ума и тихо будешь дотлевать до конца, у Густава тоже произойдет одно событие — он закончит школу. Родители надеются, что потом сын пойдет работать в фирму, которая стрижет газоны. Бо говорит Густаву:
       — Вот смотри, столько лет я о тебе заботился, а теперь я стал старый — пришла твоя очередь мне помогать. Здорово, сынок, правда?
       
       Основа шведской политики в отношении инвалидов в том, что дети и взрослые с инвалидностью здесь являются гражданами с теми же правами и обязанностями, что и все остальные, поэтому, если единственное, что ты можешь, — это нажимать одним пальцем какую-нибудь кнопку, для тебя эта кнопка будет найдена, и ты будешь ее нажимать, не потому что это нужно государству, а для того, чтобы ты чувствовал себя человеком. А не палочкой. И не камешком. И не стеклышком. Может быть, именно поэтому здесь даже те, кто и кнопку нажать никогда не сможет, живут в отдельных квартирах — вот, например, как старая Улла, которую бы у нас назвали слабоумной и отослали куда подальше в психоневрологический интернат. Двухкомнатная квартира Уллы соединена холлом с еще несколькими такими же квартирами, в которых живут инвалиды. Ухаживает за Уллой санитарка с двумя смешными хвостиками и песенным именем Сесилия. Она варит Улле еду — ту, что старушке нравится, а не варева поварешку из общего котла плюс стакан бурды с гордым названием «напиток кофейный желудевый». Иногда они совершают вылазки в город:
       — Улла очень любит, когда вокруг много людей, и мы специально ездим в супермаркет. Я ставлю ее коляску посредине магазина, и она сидит, смотрит вокруг и радуется. А я радуюсь, что хоть немного улучшаю ее жизнь, и для этого от меня не так-то уж много и требуется.
       У Сесилии двое маленьких детей и зарплата чуть ниже среднешведской. Она ходит на работу в розовом платье — как маленькая фея Сирени.
       
       Сегодня Магдалена уезжает с родителями на каникулы к теплому морю, Густав отправляется с папой кататься на лошади, пора и тебе ползти обратно в свою палату с каменными холодными полами, с прописанными матрасами, вставленными в разбитые окна, с полупьяными санитарками и невежественными врачами.
       Но ты, дружок, того, не раскисай! Ну не любит твоя Родина слабых — так она вообще детей не любит, особенно тех, в которых не видит перспективы. Но она ж не виновата в этом — сердцу, как известно, не прикажешь. Зато она делает массу других хороших вещей — правда, люди в ней почему-то долго не живут.*
       Я вот еще что забыла тебе рассказать. Когда-то, в давние сказочные времена, когда наша страна была даже не королевством, а царством, мы со шведами сражались. И битву выиграли. Вот все остальное, сдается мне, проиграли.
       
       * Средняя продолжительность жизни в России — 67,66 лет (142-е место в мире), в Швеции — 79,97 (7-е место в мире).
       
       Виктория ИВЛЕВА,
       Москва — Стокгольм — Бру — детские дома-интернаты России

Просмотров: 1655 | Добавил: Senicup2019
Поиск по сайту
Наше кино
БФФ на SeniCup
По теме сайта
Присоединяйся!
Друзья сайта
  • Генеральный спонсор
  • Офис SENI в Беларуси
  • SENI CUP на TUT.BY
  • SENI CUP на INTERFAX
  • SENI CUP на Mail.RU
  • ООН/ПРООН в Беларуси
  • Футбольный партнер
  • Социальный спонсор
  • Прикосновение к жизни
  • Туровская епархия
  • Football.By
  • ДОЦентр "НАДЕЖДА"